Один день из моей бестолковой жизни, который я по просьбе моего приятеля Васильева записал сколько-то лет назад и дал ему название:
МОЯ МИЛИЦИЯ МЕНЯ БЕРЕЖЕТ
Комедия в пяти действиях
Ларику, которого я ни разу не видел,
посвящается
1980 год
Заехал к другу в городок рядом с Алма-Атой и застал его в растрепанных чувствах. Его квартиру обобрали — исчез магнитофон, кассеты, пластинки, среди которых редкий подарочный набор “Битлов”.
Идем по улицe — подруливает на мотоцикле милиционер.
— Слeдователь, который ведет мое дело,- успевает предупредить товарищ, тут же высказывая предположение: может, что-нибудь нашлось...
— Ну что, нашлось что-нибудь? — строго спрашивает страж порядка и, получив отрицательный ответ, с угрозой “Ну погоди, разберусь я с тобой!” отъезжает от оторопевшего моего приятеля.
10 лет спустя
По приезду из отпуска наткнулся на заметку в областной газете, которая меня развеселила. В ней говорилось о том, что исполком, внемля мольбам милиции, разрешает повысить плату за обслуживание в медвытрезвителях.
Те, кто там бывал, не дадут соврать, а тех, кто не был, может, позабавит рассказ о моей своеобразной экскурсии по этому заведению и об обслуживании в нем.
Сначала небольшая, так сказать, справка: для того, чтобы попасть в медвытрезвитель, не обязательно вести себя вызывающе, дебоширить или валяться под забором. (Кстати, валяться под забором безопаснее всего. Не забывайте — обслуживание-то платноe, а с подзаборника что возьмешь?) Контингент здесь подбирается в основном, на мой взгляд, за счет подвыпивших граждан, случайно набредших на блюстителей порядка. А когда их поворачивают в сторону платных услуг, они безропотно бредут туда — для плана, который, тут спорить никто не будет, выполнять надо:
— Вот вам еще один, сколько там свободных коек осталось? — Не знаю, может, это была и шутка, но именно под такую присказку я появился в дверях платного заведения, и только по заполнению последней койки обслуживающий персонал, зевнув, объявил сам себе:
-Ну что ж, можно и на покой, — и, потушив свет, удалился в свою опочивальню.
Но это было чуть позже, а пока я с тоской наблюдал любопытные взгляды, направленные в мою сторону. Затосковать было от чего. В другой раз я, может быть, меньше трагизма вкладывал в эту ситуацию, но сейчас все это не вписывалось в мой распорядок дня. Отпуск кончился и завтра к полудню я должен был вместе с семейством из пригорода ехать в Алма-Ату, чтобы попасть на самолет. По этой же причине пришлось отказаться и от общения с друзьями, нагрянувшими под вечер из Алма-Аты с криками “Ты что, приехал и не заходишь. А мы тут еле тебя нашли” и заманивающими к себе на дачу. Оправдывания, объяснения, что вот, мол, собираться надо, завтра самолет, давайте хоть до автобусной остановки вас провожу. На остановке: за встречу-то хоть по глотку надо, жаль посуды нет. Друзья в автобус и на дачу, а я через несколько шагов — под упомянутые любопытные взгляды. Прямо возле светлого крылечка милиции, мимо которого направил свои стопы от остановки, и свернули с намеченного маршрута.
Здесь, как выяснилось с первых же минут, народ хлеб свой тоже даром не ест, и если захотят, то обслужат на высшем уровне. А уж какую-то тоску разогнать — так это раз плюнуть. Вмиг голова моя — под столом, рука за спину и к затылку:
— Ого, и голос прорезался! А то мы уж было подумали, что ты немой. Фамилия? (рука к затылку) Имя? (рука к затылку) Домашний адрес? (опять рука) — ну и так далее — по бумажке все анкетные данные.
— Раздевайся!
— Ребята...(в черепной коробке лихорадочно бьется мысль: делать ставку на их человеческие чувства или на материальный стимул?)
— Какие мы тебе ребята! — опять голова под столом, джинсы — хваленая американская продукция — вдребезги, сам — за решетчатым окошечком.
Во всяком случае это подтолкнуло меня ко второму решению. Однако предложенная сумма лишь развеселила находящихся по ту сторону решетки. Начался торг, но суммы, что запросили они, у меня в последний день отпуска и в помине не было.
Перспективы открывались мрачные: билеты пропадут, новые неизвестно на какое число удастся взять… На работу черт-те на сколько опоздаю… Родители, жена там сейчас с ума сходят: вышел проводить и с концами...
От этих безрадостных мыслей, от безысходности положения, а главное, из-за заразительного веселья моих вольных собеседников, решил и я развеяться разговорами, что вот, мол, завтра поутру начальство ваше объявится, расскажу, как руки тут крутили, докладную напишу, что штаны изорвали, платить будете. Вижу: одних это еще пуще веселит, а других не очень. Тогда пускаюсь на следующую глупость: даже хорошо, что мне всё это показательное обслуживание продемонстрировали – ещё и в газету напишу.
Смотрю — совсем поскучнели.
— Все равно не напечатают, — а в голосе-то былой уверенности уже нет.
— Да уж найду, где опубликовать, — несет меня нелегкая.
— Сейчас всего можно ожидать, могут и напечатать. — Это, казалось бы, обыденное замечание человека в капитанских погонах стало своеобразным сигналом к окончанию первого действия.
* * *
Я, наверное, немного утомил, но дальше, мне кажется, начнется самая потеха.
— Брыль (на самом деле фамилия созвучная, но не такая)! — Выйди сюда!
Последовал разговор примерно такого содержания: послушай, Брыль, ты с твоим другом взят за драку, дело пахнет судом, поставят на учет со всеми вытекающими последствиями, зачем тебе это, давай сделаем проще. Проучите этого болтуна, а мы обещаем: оформим, что просто взяли в пьяном виде, отделаешься самое большее штрафом, свободен и знать ничего не знаешь. За что? Да он же вам отдыхать мешает!
Сделка состоялась, да и кто отказался бы от такого заманчивого предложения?
Шлепнись я, вредный человечишко, с первого удара на пол, все, глядишь, тихо мирно бы и закончилось. Но действие развернулось иначе, и когда я наконец оказался под ногами, ребята уже вошли в раж и останавливаться не собирались. В конце концов служивые не вытерпели, и ворвавшись с криками “Что тут происходит?”, отвели душу, дав мне по паре пинков каждый, а затем, подхватив за ноги, поволокли на свою территорию.
Там, разглядев меня при свете лампочки, они слегка перетрухнули и посему предприняли было совсем уж необдуманный шаг — решили привести меня в более-менее божеский вид, сунув под кран с водой. Но вскоре поняли, что эффект от этого получается обратный: мало того, что вид не улучшается, так еще я им все полы кровью уляпываю.
Надо отдать должное, это был единственный промах со стороны милицейских работников. Дальше все прошло как по нотам в хорошо сыгранном оркестре.
Хотя нет, один сбой был, так как я тоже не стал попусту транжирить время, а наспех собрав во рту пять “вывихнутых” (как их потом назвали в больничной карточке) зубов и расставив их более-менее по местам, приступил к переговорам с Брылем. Его, кажется, убедили мои доводы, во всяком случае он повинился, сделав вывод, что паренек-то я, оказывается, неплохой, и что зря он ввязался в это дело.
Этим самым я лишил своих оппонентов в наших ночных беседах главного, как я полагал, козыря — дармовой ударной силы. Брыль перестал реагировать на указания, намеки и угрозы из-за решетки. Затем, встретив в квадратном окошке мой взгляд (“Что, Сань, складно получается?”), скомкал и бросил недописанное под диктовку сочинение на тему, как я сначала притеснял милиционеров, а когда те наконец отгородились от меня решеткой, отвязался и на сокамерников. Его несколько раз уводили куда-то по коридору. “Досталось из-за тебя”,- буркнул он, уткнувшись лицом в матрац, когда от него все-таки отвязались.
Но это у нас, пациентов, бывают минуты передышки, у обслуживающего же персонала график напряженный. Не успев сказать несчастному Брылю, поддавшемуся на мои подлые речи о порядочности и тому подобных вымыслах, придуманных оторванными от жизни людьми, и пары подбадривающих слов, я опять оказался на полу переговоров у своих немногословных оппонентов. На все мои речи, они, молча сопя, конструировали из меня фигуру, которая, как я позже узнал, носит поэтическое название — “ласточка”. Если кто не знает, вот вкратце описание, как она делается (правда, если захотите сделать себе сами, предупреждаю — ничего путного не получится, нужны двое-трое сильных помощников). Так вот, руки за спину (постараться, чтобы локти обязательно соприкасались), а затем покрепче привязать их друг к другу. К локтям надо точно так же подтянуть ступни ног и связать все это пучком. Конечно, если вы не гимнаст, то придется попотеть, зато результат стоит того. По крайней мере моим умельцам творение их рук явно понравилось. Было видно, что они удовлетворены результатом, а один даже, видно от избытка чувств, сгреб в пригоршню мои волосы и хлопнул меня мордой об пол, надеясь, наверное, что от этого глаза вылетят на затылок, и я тоже смогу полюбоваться плодом их коллективного труда.
Недоставало лишь последнего штриха, и на мою размазанную рожу был прилеплен смачный плевок. На этом все разошлись, погасили свет и, можно сказать, закончилось второе действие.
* * *
Третье действие, прямо скажем, станет описанием моего полнейшего позора. Из бравой ласточки я быстро превратился в жалкий кораблик, барахтающийся в красной лужице. Сначала, что называется “на халтуру”, как попало, при помощи губ и языка расставил разлетевшиеся от хлопка об пол зубы, а затем, должно быть очень смешно (как растоптанная мокрица), стал ерзать по полу, пытаясь продвигаться. Да, героя из кинобоевиков я нисколько не напоминал. Время есть, полночи впереди, и я в темноте терпеливо ощупывал ухом, щекой и носом все, что попадалось на моем пути, в надежде найти что-то остро-колюще-режущее и освободиться от пут. Черта с два! Я как будто попал в волшебную Страну Без Углов, придуманную итальянским сказочником Джанни Родари. Стянутые руки болтались омертвевшим грузом, но за них мне посоветовали не беспокоиться, потому, как было сказано, что они мне, может, больше и не понадобятся. Там все равно, с руками ты или без рук.
— Как это, интересно, я попаду Туда?
— Элементарно. Мало ли пропавших без вести. Вышли из дома и не вернулись...
— А свидетели?
— Ты их будешь собирать?
Блефуют, подумал, запугивают. Но потом серьезнее отнесся к их словам после такого вот разговора с собратом по несчастью:
— Что это ты там так вопил?
— Подошел бы да посмотрел в окошко, если интересно.
— А зачем мне что-то видеть, — лениво ответил тот и отвернулся.
И белый флаг был поднят: “Развяжите, я утром никому ничего не скажу, тем более, что завтра для меня важнее будет не опоздать на самолет”.
Тут же был подписан акт капитуляции со смехотворными формулировками “… много болтал… претензий к милиции не имею...”, который тут же исчез в нагрудном кармане рубашки старшего лейтенанта.
— Это так, — пояснил он, — показывать я никому не буду, ведь ничего не было. А на всякий случай пусть лежит. На самолет свой успеешь, сам за тебя попрошу, слово офицера. Если хорошо будешь себя вести. Вынеси-ка для начала парашу. Да и пол не мешало бы помыть за собой, эк навозюкал...
Всё? Хэппи энд?
* * *
Утром все шло своим размеренным чередом: явился какой-то чин и, оглядев смирных пациентов, поинтересовался, есть ли претензии. Дружный ответ, что нету, мол, все довольны, его не удовлетворил, и он попенял:
— Все вы тут говорите, что нету, а как выйдете, так и начинаете байки сочинять, как вас тут обижают. Ну да ладно, пусть это останется на вашей совести...
Затем плата за услуги, на которую ушли все остатки моих отпускных, загодя приготовленных в карман к отъезду. Попытка возроптать была пресечена убедительным аргументом: не отдашь этих, мы можем оформить штраф в 10 раз больший. Как тут не отдашь?
Еще через часок — всех в зарешетчатый автобус и поехали.
— Куда едем?
— В совхоз такой-то на прополку.
— Товарищ старшина, у меня самолет..
— Там надо было говорить… Ничего не знаю… Не имею права… Отстань, сядь вон и сиди!
Говорят, горбатого могила исправит. Поэтому в спектакль, грозивший завершиться скучным финалом с дальней дорогой и прополкой сорняков было внесено немного действия: рывок дверцы, прыжок, кубарем вдоль дороги, несколько пинков, разорванная рубаха, мордой в пол автобуса, сверху сапогом для подавления прыгучести.
— Назад, в отделение!
Ну, значит не зря все это затеивалось. Я возблагодарил судьбу, а особенно — конвоира.
— Погоди радоваться, — умерил он мой пыл, — сейчас составим протокол, да и засудим на полгодика, посидишь (забыл, в каком-то месте — он назвал).
Представление продолжалось.
* * *
— Да отойдешь ты в конце концов от решетки, долго еще тут нам будешь портить вид!
Гнев дежурного милиционера вполне можно было понять: видок у меня к тому времени был — не только в отделении милиции, в теплотрассе испортил бы интерьер. Я же каждому проходящему мимо форменному ботинку пытался что-нибудь замолвить про билет на самолет.
Наконец попался на глаза и начальнику милиции.
— Это что это тут за чучело такое? Что ты тут весь в лохмотьях? Хиппи что ли?
— Мода у них сейчас такая. Думают — красиво, — тут же услужливо поясняет один из подчиненных.
Я — опять свою волынку про самолет.
— Куда летишь?
— Домой, в Павлодар.
Молчаливое лицезрение. Потом опять услужливая подсказка:
— В Павлодаре у них одно хулиганье...
— В ПАВЛОДАРЕ — БУРАН.
Эта фраза, произнесенная мною как пароль, сыграла поворотную роль во всем ходе событий. Откровенно говоря, я не знал ни кто такой Буран, ни его имени, ни звания. Слышал только, что он занимал какой-то важный пост в правоохранительных органах Павлодарской области. Но так уж мне повезло, что знал его стоящий передо мной начальник милиции.
Более того, они даже вместе участвовали в захвате и обезвреживании каких-то особо опасных группировок. После рассказа об одной из операций, начальник скептично оглядел меня (на опасного я вряд ли тянул) и произнес:
— Выпустите его!
И все разошлись. А я опять повис на арматурной решетке против электронных часов, которые каждым миганием долбили по темечку: самолет, самолет, самолет...
Непонятно, зачем лукавил дежурный, говоря, что ключей от моей клетки у него нет, т.к. потом он все-таки вспомнил, что они у него. Но это было примерно через час, когда начальник милиции вновь наткнулся на меня. На сей раз он более подробно расспросил, кто я, как оказался здесь, не пытаюсь ли его обмануть.
— Наберите-ка номер дежурного, который принимал его...
* * *
Стоит ли говорить, что творилось дома. Мать чуть не хлопнулась в обморок, полными страха глазами встречая появившуюся с утра во дворе женщину с повесткой в руке — оказалось, всего лишь счет за коммунальные услуги. Жeна с сыном отправились искать дачу моих вечерних гостей. Оттуда все, переполненные самыми мрачными предположениями, завернули в ворота милиции, где с облегчением услышали весть о том, что я всего лишь борюсь с сорняками на брюквенном поле какого-то совхоза. Тут их и застал телефонный звонок моего избавителя.
— Да, его ищут, говорят, опаздывает на самолет, — подтвердил дежурный.
* * *
— Но этого же нельзя так оставить! Надо же что-то сделать, — удивлялись все, кому довелось услышать эту историю.
— А что? — Ответа не мог дать никто.
— Ну, напиши хотя бы, — предложил один.
— Комедию?
* * *
Еще через 2 года
— Ларика-то нашли, ты ведь его знаешь?
— Да нет, ни разу не встречался. Только по вашим рассказам, что все время у него в руках какие-то грампластинки, да волосы до пояса. А что, он терялся?
— В прошлом году. Нашли потом в реке, мать вызывали опознавать. Ей местные жители сказали, что один человек видел, как поздно вечером люди в форме что-то вытащили из машины и бросили в реку в том месте. Нашла она того человека, но он отказался с нeй говорить. Может, просто слухи, но что милиция к нему была неравнодушна из-за его прически, это точно. Хоть и безобиднейший был он человек...
Вынужденное послесловие
Жизнь — веселая штука, то и дело подбрасывает новые хохмы. Одна из них — опять же в областной газете. Называется: “Порядок взимания местных налогов и сборов на территории г. Павлодара”. Каждый, конечно же, нашел в этом придуманном горсоветом документе для себя что-нибудь по душе. Меня же больше всего умилил такой пассаж: теперь узаконивается “целевой сбор на содержание муниципальной милиции с каждого рабочего на предприятиях, независимо от форм собственности”.
По этому поводу, если хотите, могу рассказать историю о том, как павлодарские муниципальные милиционеры избили моего знакомого в собственном дворе, затем, проследив в какое отделение милиции он с женой поехал жаловаться, забрали его оттуда, заявив, что, мол, сами разберемся, увезли в свой опорный пункт и, привязав его к стулу, по очереди молотили кулаками, переломали ребра, гасили об него окурки. Человек несколько раз терял сознание, но этого было мало, надо было сломать его окончательно, и в ход пошли угрозы: если он проболтается, то расправятся с его женой, детьми, разбомбят его машину.
Чем, спросите вы, кончилось дело? Да тем, что расплатившись здоровьем, он будет, согласно помянутому документу, платить и из собственных заработков.
Это ли не абсурд? Скажите, кто согласится платить за то, чтобы его били? Догадываюсь, что наконец-то улыбнулись и вы. Конечно же — ВСЕ!
(Вспомнил — написано это было в 1992 году)
