В город приехал какой-то там знатный чемпион мира по беготне на коньках, с которым у Сохрановой Натальи была любовь, и она собиралась на рандеву. А я сидел с ней за одной партой, и пока она прикрашивалась и подпудривалась у окна, изорвал всю свою тетрадь на мелкие кусочки и все это крошево нашпиговал ей в самораскрывающийся зонтик (в тот день было пасмурно и собирался дождь). 
       И забыл про это. 
       А дней через пять-шесть влетает Наталья в аудиторию, садится рядом за парту, и, роясь в сумочке, между делом заявляет: «Ну и подлюга же ты, Митрофанов!» 
       Выясняется, что дождь тогда так и не полил, а ливанул он на следующей неделе. А красивый зонтик был вовсе не Натальин — она взяла его в тот злополучный день напрокат у своей маманьки.  
       А тут ещё как нарочно совпало, что Натальиному батяньке в это же время присвоили очередное звание. Но он готовил сюрприз и никому дома не сознавался, а в торжественный день просто пригласил жену (Натальину маманьку) на церемонию во Дворец офицеров. 
       И вот когда выходили из этого чертового дворца, как нельзя некстати ливанул этот самый дождь. На крылечке Натальина маманька поднимает свой шикарный зонт над головой, давит на кнопочку... 
       (Дальше уже, наверное, можно не рассказывать...) 
       Во всяком случае по скромной информации, выжатой из Натальиного батяньки, дворник со своей метлой потом долго и громко матерился, отскабливая от дворцовых ступенек прибитые намертво дождем бумажки. Про маманьку лучше вообще умолчать — если раньше она в офицерском обществе слыла серьезной дамой, то после этой выходки уже никто не мог воспринимать её без улыбки — все так и ждали, какой фокус она отмочит на сей раз?
_______________________________________
Сохранова у доски (в солнечную погоду):

       Преподаватель у нас был довольно престарелый, флегматичный, поэтому к экзамену Миша Сорокоумов подготовился по-своему. Кендыбаев, грит, вечно дремлет и нифига не слушает. Поэтому я, грит, выучил одну страничку из введения и буду рассказывать её.
       Так и сделал — невнятно прочитал вопрос и начал бойко тарахтеть свою страничку. А т.к. Кендыбаев глаз не открывал, а страничка кончилась, то Мише ничего не оставалось, как повторять её сначала. После того, как он прогнал её по кругу раз пятнадцать, Кендыбаев наконец открыл глаза и спрашивает: 
        — У тебя какой вопрос?
       Миша грит: 
        — Tакой-то и такой-то.
        — А ты мне что рассказываешь?
       Миша не растерялся:
        — А это у меня пока — вступление.
       Кендыбаев ему:
        — Давай — без вступления. А сразу — быка за рога.
       Миша замолчал. Так молча они просидели ещё минут пятнадцать. Опять первым не вытерпел Кендыбаев.
        — Как, спрашивает, фамилия?
       Миша грит:
        — Сорокоумов.
       Кендыбаев посмотрел задумчиво на Мишу, потом в окно и подвёл итог:
        — Вот, грит, какая игра природы… У меня когда-то учился студент, фамилия у него была — Дураков. Так вот тот, наоборот — умный был.
_____________________
Сорокоумов в квадрате:

       У нас по диалектическому материализму преподаватель был заводной — сильно негодовал, когда Туркаев не смог вспомнить название статьи В.И. Ленина «Шаг вперёд, два шага назад». (По версии Туркаева статья называлась — «Одна нога вперёд, две ноги назад»).
_______________________
Знатный ленинец Туркаев:

       Туркаев занял у меня со стипендии. Потом в течение двух месяцев задирал напоминаниями, что не забыл и скоро отдаст. В конце концов наступил день расплаты. Мы вышли с занятий, он вручил мне долг, собрались было разойтись каждый по своим делам, но тут Туркаев предлагает:  
        — А может в баню зайдём, помоемся после физры? 
       Отчего не зайти. Зашли. 
        — А может после баньки махнём по кружечке пивка? 
       Махнули по пивку. 
        — А может бутылку возьмём? 
       Взяли. 
        — А может… Сколько там ещё осталось? На мороженку хватит? 
       Съели по мороженому. И разошлись каждый по своим делам.
______________________________
Картина «Туркаев на привале»:

       Прошлое занятие по военной подготовке Туркаев пропустил, поэтому закрепление пройденного начали с него. Туркаев вопросительно шарил по аудитории глазами, а препод докапывался, какие опознавательные знаки должны подавать лётчики, чтоб их по ошибке не сбили свои же зенитчики. 
       Я быстро написал крупными буквами на бумажке: «МИГАТЬ ЛАМПОЧКАМИ В ОПРЕДЕЛЁННОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ» и показал из-под парты.
        — Правильно. Это — ночью. А днём, когда мигания лампочек не видно, какой знак с самолёта можно подать? 
       Опять пишу: «ДВА КРЕНА НА ОДНУ СТОРОНУ» и показываю Туркаеву. 
       Тот чего-то замялся, словил вопросительный взгляд препода, опять с сомнением покосился на мою писанину и всё же сказал: 
        — Два хрена на одну сторону.
_________________________________
Соколов и Туркаев на одну сторону:

       Сидим на занятиях по военной подготовке. Вдруг Жунусбаев обращается к преподавателю:
        — Товарищ капитан, мы тут спорили, говорит, с товарищем Кудайбергеновым. Я говорил, что вот это (показывает картинку на плакате) — БТР...
        — Правильно. А он что говорил?
        — А он говорил «так точно».
_____________________________________________
На этой картинке я обведён красным кружочком
(правда кружочка не видно, потому что я забыл его нарисовать)

       В очередной раз выслушивал хит всех времён и народов «Идёт кисoнька из кухни, у ней глазoньки опухли — повар пеночку слизал и на кисoньку сказал».
       С кисoнькой всё ясно — ей досталось и поделом. Т.к. в её версию насчёт повара вряд ли кто поверит. Потому что каким надо быть поваром-извращенцем, чтоб добровольно слизывать эту самую пенку.
       Про новое поколение не знаю, а нам в детстве на завтрак доставалось кипячёное молоко. С пенкой. Ничего в мире отвратительнее этой пенки человечеством ещё не придумано. У всех детей она вызывала прямо-таки рвотный рефлекс. И всё это, как водится, под увещевания родителей, что вкусней и полезней её нет. И пора прекращать детские капризы.
       Раз со мной некому было сидеть дома и меня по этому поводу на день по знакомству пристроили в детсадовскую группу. Там, как водится — всем по стакану кипячёного молока. Вдруг девочка рядом за столом интересуется:
        — А ты любишь пенки?
       Замешкавшись, но чтоб не ударить в грязь перед барышней, мужественно отвечаю:
        — Да.
       Тут коварная девица из своего стакана пенку пальцами цоп и в мой хлоп:
        — Ну тогда возьми и мою!
       Пока я с тоской смотрел на свалившийся подарок, детсадовская ребятня, обрадовавшись, что нашёлся хоть один ненормальный, дружно галдя «И мою! И мою!», всю эту гадость тут же из своих стаканов спровадила в мой.
       Вот было мне счастье!

       В школе у нас ребятня носила шапки-ушанки с тряпичным верхом, а у кого не дай бог была с кожаным, то было обыкновение шлёпать по ней ладошкой, приговаривая: «шапка кожана — бить положено». Чтоб неповадно было выделяться.
       Но мне не повезло ещё больше — мать купила мне куртку из кожзаменителя. И хоть я пытался канючиться, что это не кожа, все равно каждый встречный-поперечный считал своим долгом с размаху шлёпнуть меня по спине.
       А если ещё учесть, что брали мне всегда «на вырост», то и куртка, разумеется, была куплена с рукавами почти до пола. Сначала эти рукава были загнуты внутрь, а по мере того как я подрастал — отпускались.
       Но тем не менее очередной осенью рукава уже стали безобразно короткими, и я решил, что наконец-то мои мытарства закончились.
       Не тут-то было — маманька взяла и из какого-то старого шарфа связала под цвет к куртке трикотажные манжеты! Она так радовалась, что я не посмел отказаться носить её.
       Но всему рано или поздно приходит конец, и манжеты вскоре тоже стали едва доставать до локтей. 
       Всё?.. 
       Дудки!
       Подивившись такой необыкновенной практичности этой чёртовой куртки, мне купили ТОЧНО ТАКУЮ ЖЕ!!! 
       И опять — с рукавами до пола.

       На новогоднюю ёлку всем первоклассникам было велено явиться в костюмах зайцев. Дома мне сляпали на голову что-то белое с ушами, а на остальное тряпки не хватило. Прикинув, решили, что на один раз можно использовать отцовские кальсоны и такую же белую рубаху. Надели, подвернули, подвязали, подоткнули — всё путём, только спереди из-за ширинки до колена вид у зайца получился не совсем презентабельный.  
       И тут выкрутились — взяли маманькину или, не помню, бабулькину нижнюю юбку белого цвета с кружавчиками и надели поверх кальсон, прикрыв таким образом не вписывающуюся в общую картину прореху с пуговицей. Мне, откровенно сказать, не очень такой расклад понравился, но по-малолетству уговорили и привели в таком виде на ёлку. 
       Там не успели оглядеться — всем скомандовали в хоровод. Причем девочкам было велено почему-то встать в один круг, а мальчикам — в другой. Я, разумеется, ломанулся к мальчикам — те не пускают, мол, тебе не сюда. А потому как кроме юбки я в тот момент ничего более существенного предъявить не мог, то Снегурочка взяла меня, раскрасневшегося от борьбы за право быть мужчиной, за руку и спровадила прямиком в девчачью компанию. 
       Всё бы ничего — начали вручать призы за лучший мальчишечий и девчачий костюмы. Опять, чёрт бы передрал эту Снегурочку, она выбрала меня, но на все её расспросы «девочка, ну скажи, как тебя зовут», я упорно молчал. 
       С тех пор, чтобы впредь избежать ненужных недоразумений, и перестал бриться.
_________________________________
Я с детства был серьёзным мальчиком